Стражный Мёд
Однажды в древнем веке, в древнем году Жития-Бытия нашего НаРода, Славянского, жил Боярин, и кличка у него была Жим. От всё он выжимал из всех. Выжимал последние соки. Будь то Огородное СоСловие НаРода, Охотное, дичку всякого Добывальщики… всех обирал. Всё у него было, по подходу различного богачества в его уделе боярском, рассчитано строго как время Взятия почти всего, что есть у людей. Даже жадничал оставлять людям на новый оборот. Добро, что остатки его жадного разума всё-таки понимали, что другие уделы не уделят ему внимания, если что.
Вот однажды на рынке своего посадного боярского селища (как раньше говорили — Столба), у Cтолба, то есть у середины рынка, у образа ВсеБога СветоВида Волоса, снова поставили столы, набитые урожаем, и подходил так называемый Медовый Вал. Это сейчас, с новой ИноРодной Верой, это называют Медовым Спасом, Яблочным Спасом. А раньше называлось Медовый Вал (то есть подвалил отсюда), Яблочный Вал, Ягодный Вал. Отсюда понятие у нас до сих пор в тарелке — Навали
Так вот, вот этот Жим, вот этот Прижим (отсюда вот от этого боярина понятие Прижимистый) подошёл к столам, ну и давай совать свои лапы куда не попадя.
Вышел тут старик его же селища, его дальний родственник, что одновременно Старшиной был и Старцем-волхвом… посмотрел грозно на этого чванливого Бояра и сказал:
– Ах ты. Зная, что всё равно три шкуры обдерёшь, так ещё решил быть Богу яко в спину нож.
Решил Остатки-Сладки взять.
Только чо ж ты не со сладкого пошёл опять?
– Как с несладкого?
Вот орех горсть собрал, в рот положил… вот хрустел.
А вот, смотрите, вот здесь репы сладко поел.
Всё мне здесь хорошо.
Посмотрите, весь рот у меня красный от малины.
Чо ж мне не радоваться?
Вот и первые колосовики засушённые я возьму отсюда,
А чо такого? Бог, он это всё и так даёт.
Вы глупые люди. Богу это всё не нужно.
А вот мне, яко Богу во плоти (отсюда я и Ярость то Божья), это нужно,
Ибо Бог растёт мной.
Потому вот я, вместо этого Столба, ем и вас тем почитаю, как Старый Молодших.
Удивился такой наглости Старец, давно не слышал таких доводов. Собрался НаРод, ибо видные люди не всегда подходют ко Столбу сему. Не было у Бояра привычки НаРода Почитания никакого. Да и Бога, видно, Почитание, как видно из хода доведения данной Были, нет.
Только подошёл малый мальчик (отрок, по старому, по правильному), посмотрел на Князя, и говорит:
– Княже, Бояр наш, всё ты собрал, а слаще ж мёду нету. Вот ежели ты бы мёда поел, тогда бы ты действительно Остатки-Сладки года сего принял.
Тот такой:
– Да, прав ты, нету на столах ничего. Даже той же репы на меду нету. Почему?
А тут Дед-волхв, приставленный к Столбу Волосу и отвечает:
– Здесь волос от волоса отделен. Здесь смешения нету одного с другим. Потому тут нету ничего из соленьев, и вареньев нету. Всё поставлено по видам жатвенным Жатвы нашей Годовой.
– А чо мёда нету?
– Да, говорят, местный-то пасечник давно тебя не жалует. Ты как-то прошлый раз, с помощью своей дружины, изъял у него половину. И ничего за это не выдал. Ничего не отдал, и платы не было. Вот его вообще на рынке нету.
– Да как он смел? Да по рынку мы судим все, потом все вместе, всем Вече, чем мы Вечны? дальше Будем. Так что он, злой, Зло на нас задумал? Я разберусь с этим, и не уйдёт от меня самая важная часть Остатков-Сладких.
Взял сел на коня и с ближней дружиной полетел в сторону дальней лесной пасеки. Влетел туда бурей. Воины опрокидывали улья, топтали всё.
Пчёлы завелись.
Побежали в дом. Отрылась дверь. Пчёлы как стеной встали. Выходит степенный Муж, смотрит внимательно на Боярина и говорит:
– Что, точно говорит Перун, быват и пчела на мёд, а боле мухи.
Тот такой:
– Я уж не знаю, должен ли я тебя пощадить после такого ко мне урона, словесного. Но есть ли у тебя Дань на Село, Дань на меня? Есть у тебя Подать-Вира с Дыма своего? (Так раньше говорили про любое Родовое Хозяйство Семейное. По дыму, по печи).
Дед медовый, Муж достойный (Никто не знает, был ли он Дедом внуками, либо Дед опытом. Раньше всё было вместе. Но точно был Мужем достойным, а не бабой, скулящей и трусоватой) говорит:
– Да, есть у меня здесь полные чаши мёда. Есть у меня и Медова Изба. Там у меня крутится мёд. Преет, стареет. Меды всякие. Но ты ж хочешь самого большего с Пятины-то своей, Удела Боярского. Так ведь?
– Да, только большего. Ежели скажешь, что есть больше, чего перечислил, вот то мне надо.
– Есть такое дерево, а в нём щель. А в той щели соты. И вот с этих сот, на самом низу щели, где расщелина расширяется как в чаше — мёд полон. И вот кто его отведает, тот станет вечным.
– Как? Ну, мы все Вечны, через Смерть.
– Ну, а тут без смерти Вечен будешь.
Подивился он.
– И как же называют этот мёд?
— А я бы среди мёда его назвал бы Остатками-Сладками. Потому что намерен, если что, собрать его в сей же день, да после сего дня.
– Не надо тебе собирать. Я возьму это как признак Остатков-Сладков. Употреблю. А чо не употреблю, то себе возьму, чтобы дале употреблять. Я Начальник от всего, что Божьего Начала. И не надо вам о себе заботиться, ежели я не в ЗаБотах ваших состою.
И взял он дружину свою ближнюю, и помчался к той части леса, на которую сам указал пасечник наш. Увидел он большое дерево, а в нём узкая расщелина от коры внутрь. Как дупло, только уже, только к середине расширялось. И где-то как раз в аккурат с голову сего Бояра.
Взял Боярин поданную ему чарочку (чашу, ковш добрый, никто уж не помнит). Может быть, так хотел, рукой зачерпнуть (никто не помнит, незапамятные времена этой Былины), но полез он по спинам дружины своей, что стянулись в живую ступенницу. Полез к самой нижней части щели. Тревожный гул не заботил его. Ничего у него не было, ни огня, ничего… одна только Жадность выше черты (за чертою, говорят, Черти водятся). Вот и полез сей Чёртовый Бояр прямо головой вовнутрь сей расщелины.
Вдруг раздался гром среди ясного неба, и услышали округ стоящие дружинники и пасечник, подъехавший погодя немного, гул внутри дерева. То Боярин кричал радостно:
– Вот знак. Божье Дело творю. Остатки-Сладки, всяк, Боярам принадлежат.
И, видно, как только он коснулся губами наполненного основы щели сей во древе сим, уже вдарила молния, и гром такой, что все оглохли. И молния попала прямо в дерево. И щель сомкнулась. Так его не мёртвым, но живым, но ненадолго оставя… но навеки.
Вот и пасечник подошёл к дёргающимся ногам тела оставшегося снаружи Боярого. Снял с него тугие порты кожаные. Взял плеть… почувствовал себя лучше плетью этой. Отошёл в сторону и сказал:
– Вы, Лучшие люди Пределов сих, составивших дружину Худшему из людей Пределов сих… говорите всем, и я не забуду сей Урок Божий, что Остатки-Сладки… они Богу даны яко Вид уВажения, а не его потребность.
Да в том Потребность его.
Ибо уВажение беря, нам Жизнь отдаёт.
Кака? Добыча то аль вот сей дикий мёд.
